В конце января 2019 года Amnesty International выступила с публичной поддержкой правозащитницы из Павлодара Елены Семёновой. Мы потребовали от властей Казахстана прекратить нападки на неё и перестать препятствовать её работе по защите прав заключённых. Выступить с заявлением солидарности нас подтолкнул последний инцидент, произошедший с Семёновой, возглавляющей Общественный наблюдательный комитет Павлодара, 14 января. Тогда правозащитницу, пришедшую вместе со своим подзащитным в Южный отдел полиции в Павлодаре, правоохранители с применением физической силы вытащили из кабинета начальника оперативного отдела и попытались вытолкать на улицу, при этом осыпая оскорблениями.
С подобными инцидентами Семёнова сталкивается с 2015 года. Кроме того, ей постоянно поступают угрозы. Самый серьёзный случай произошёл в октябре прошлого года, когда её дом пытались поджечь неизвестные.
По просьбе Amnesty International Елена рассказывает о своей работе:
— На телевидении меня как-то спросили: «Почему я начала заниматься правозащитой?», и я ответила: «В жизни может случиться всё что угодно, никогда не знаешь, где ты окажешься завтра, что может случиться с твоими близкими и мне хотелось бы, чтобы в трудной жизненной ситуации моим близким и мне встретился такой же человек, как я, который будет готов помочь».
С 2008 года я работала в организации, которая оказывала помощь людям, не способным погасить взятые ими кредиты на жильё. Тогда пришёлся пик проблем, как раз начинался мировой финансовый кризис.
Потихоньку стали обращаться разные люди. А в 2013 году в организацию обратилась супруга осуждённого. Её муж в заключении в знак протеста против увольнения с работы на вольном поселении зашил себе рот.
Мы обратились в местную прокуратуру, но там нас никто не послушал, затем мы позвонили в Генеральную прокуратуру области, они очень удивились и сказали: «Идите в прокуратуру области, вас будут там ждать». В течение 10 минут я была в прокуратуре области, там собрали общее заседание, проблема была решена. Как сейчас помню, заданный мне вопрос прокурора: «При чём здесь организация, отстаивающая право на жильё, и при чём здесь осуждённые?», — на что я ответила: «Организация может называться как угодно, хоть «Три тополя на Плющихе», важно, чтобы права человека были соблюдены».
С 2013 года так у меня и пошло, хотя раньше я занималась только кредитами. Потом была осуждённая по статье «сексуальные домогательства» девочка, мы её проблемы тоже решили, потом был осуждённый, которого избили и которого не хотели везти в больницу. Тогда мы написали срочную телеграмму президенту, и через полтора часа всё было решено. Приходилось принимать неординарные решения.
В сентябре 2014 года в 24-ю колонию Павлодарской области вводили войска, были жёсткие избиения заключённых. Мне начали поступать звонки со стороны множества родственников осуждённых, и я приехала туда, на второй день была уже в акимате [местной администрации], на третий день — в ДВД [Департаменте внутренних дел], вот так три дня мы принимали экстренные меры. В результате наших действий приехала комиссия Генеральной прокуратуры из Астаны, и меня пригласили вести приём родственников заключенных пострадавших от пыток вместе с представителями Генеральной прокуратуры. Там же в тот вечер ко мне обратилась девушка, пришедшая с мужем, они жаловались на пытки заключённого, — мы уже почти выходили вместе с прокурором, но они остановили меня: «Вы же здесь приём ведёте?» Это и стало моим первым кейсом по пыткам заключённых. А уже в декабре того года, я вошла в состав ОНК [Общественной наблюдательной комиссии] и НПМ [Национального превентивного механизма против пыток].
Моим кумиром стал Нельсон Мандела. Существует всемирный свод правил по обращению с заключёнными, так называемые «Правила Нельсона Манделы». Я считаю, что там всё написано правильно, по принципу «доброта спасёт мир». То, что происходит сейчас в исправительных учреждениях, никак не повлияет на осуждённых с точки зрения исправления, это просто ужесточает их, они выйдут и будут жестокими и злыми, либо уже покалеченными, станут обузой для общества.
Государством выделяются огромные средства на содержание заключённых. Но фактически ничего не улучшается: питание не соответствует нормам, условия проживания остаются на низком уровне, люди с инвалидностью, не способные передвигаться без посторонней помощи, слепые, находятся в общей части.
После отбывания тюремного срока многие ранее осуждённые сталкиваются с проблемой трудоустройства, так как работодатели требуют справку о несудимости, хотя по закону не должны, если это не работа в таких сферах как образование, госслужба, здравоохранение. Эта проблема в некотором смысле является причиной повторных преступлений. Кушать ведь хочется, а работы нет, что им остаётся, кроме как вернуться обратно в исправительное учреждение, совершив повторное преступление.
Если бы исправительные учреждения действительно кого-то исправляли, если бы человек мог пробыть срок в заключении и понять, что бывает лучше и ему было бы с чем сравнить…
Мои близкие сначала не обращали внимание на этот мой переход, затем злились, а со временем начали относиться с пониманием. На первых порах практически все написанные мной письма о пытках в исправительных учреждениях, которые направлялись в государственные структуры, оставались без ответа. Сложность была в том, что я училась на собственном опыте. Но со временем я его приобрела, и сейчас меня уже слышат, я заставила себя слушать. Теперь я могу позвонить и спросить, что случилось в исправительном учреждении, и мне дадут ответ, раньше такие звонки игнорировались.
Но препятствий со стороны исправительных учреждений много. Например, когда заранее договориваешься о встрече с заключённым, приезжаешь на свидание, то тебе показывают документ об отказе заключенного от свидания или бумагу, что к нему уже приезжали родственники, а он, например, сирота, и к нему никто не может приехать, то есть, работники учреждений всячески пытаются отменять такие свидания, применяя при этом насилие до тех пор, пока заключенный не подпишет документ об отказе.
Например, в одном случае работники учреждения делали всё, чтобы я не смогла увидеться с заключёнными. Сначала тянули время, назначая свидания с четырёх часов дня [то есть под конец отведённого для этого срока]. После всего этого я сказала: «Пока я всех не увижу, я не уйду», — но они не поверили. Для меня это уже было дело принципа — пять дней я ночевала в комнате ожидания исправительного учреждения и в итоге добилась своего и увиделась с заключёнными.
В другом случае доходило до маразма: меня не пустили на свидание, потому что я «женщина».
Со временем работать стало сложнее, потому что начинаешь понимать, насколько это становится опасно. Тема пыток заключенных приобрела огромную гласность. Была бы воля властей, меня бы уже давно посадили. Но за счёт гласности это становится невозможным, да и к тому же я не нарушаю закон.
Теперь у меня есть сторонники. Например, Руслан Оздоев, который по собственному опыту знает, что такое пытки заключённых: он пережил убийство брата в исправительном учреждении. По связям с общественностью нам помогает Игорь Колов. Мы создали организацию «Родственники против пыток», также Казахстанское международное бюро по правам человека и соблюдению законности помогает, предоставляя защитников для участия в судебных разбирательствах и передавая медикаменты в исправительные учреждения.
Сторонникам и волонтёрам Amnesty International я бы посоветовала больше людей привлекать к теме защиты прав заключённых. Когда есть гласность, то сотрудники исправительных учреждений начинают чувствовать ответственность за совершённые поступки, и, таким образом, права человека начинают соблюдаться.
