В мае 2005 года в городе Андижане на востоке Узбекистана, шёл суд над 23 местными бизнесменами, которых обвинили в том, что они исламские экстремисты. Перед зданием суда на протяжении всего судебного процесса проходили акции мирного протеста, но 21 мая вынесение приговора было отложено. На следующий день, рано утром, вооружённые сторонники обвиняемых взяли штурмом тюрьму, где их держали, и захватили Хокимият, местную администрацию. Тысячи местных жителей, в том числе женщины и дети, начали собираться на площади Бабура перед Хокимиятом, требуя покончить с коррупцией и несправедливостью. Ходили слухи, что президент Узбекистана Ислам Каримов едет в Андижан, чтобы разобраться с волнующими их проблемами.
Каримов не приехал. Вместо этого он прислал войска, которые окружили площадь и открыли беспорядочный огонь по демонстрантам, в большинстве своём безоружных. Несколько сотен человек было убито. Свидетели говорят, что силовики методично расстреливали демонстрантов, преследуя любого, кто пытался спастись.
Примерно пятьсот человек всё-таки сумели выбраться и перейти границу в Кыргызстан. Через несколько дней я с коллегами из Human Rights Watch приехала в лагерь беженцев и начала спрашивать у людей, что же произошло. Они старались мне объяснить, почему они остались на площади даже после того, как правительственные войска открыли огонь. «Мы так давно ждали этого момента, - сказал Мухамед (мужчина ближе к шестидесяти), - Если ты один или вас двое, то они просто арестуют тебя, но мы думали, что если соберемся все вместе и изложим наши жалобы, то правительство прислушается». Мохамед везде носит с собой традиционную узбекскую тюбетейку - в ней дырка от пули, в которую он время от времени просовывает палец, до сих пор не веря, что пуля прошла всего в сантиметре от его головы.
Другой мужчина, Батыр, рассказал нам, что «когда БМП открыл огонь, то три человека, стоявшие рядом со мной, были убиты на месте. Одному из них пуля попала в голову - выстрелом снесло полчерепа. В другого попало две пули - в живот и ногу. Куда был ранен третий я сказать не могу, его сразу унесли. Когда БМП проезжал мимо я внезапно почувствовал, что моё правое ухо как будто обожгло - я подумал, что меня ранило, но оказалось, что пуля пролетела очень близко. На некоторое время я оглох».
Многие люди рассказывали нам похожие истории, но вскоре стало ясно, что если мы хотим установить реальный масштаб убийств, то нам надо попасть в Андижан самим. Однако, к этому времени узбекский власти уже закрыли границы и перекрыли все дороги в Андижан, арестовали журналистов, которые уже были там или пытались туда попасть, угрожали их шофёрам, помощникам и конфисковали телефоны и камеры с материалами, снятыми на площади. И чем дольше мы планировали поездку, тем менее вероятны казалось, что я смогу попасть в Андижан.
Я должна была попасть в страну через официальный пограничный пункт пропуска и чтобы меня не опознали как сотрудницу правозащитной организации (пути контрабандистов были легче, но меня предупредили, что если меня поймают в Узбекистане без штампа о въезде в паспорте, то я могу получить от шести месяцев до трёх лет тюрьмы). На пути в Андижан было шесть контрольно-пропускных пунктов и чем дальше я бы продвигалась, там очевиднее становилось бы куда я еду и зачем. Даже если бы я сумела туда попасть, мне понадобился бы водитель, помощник и, возможно, переводчик. Мне пришлось бы брать интервью у свидетелей, делать фотографии и собирать свидетельства так, чтобы не подвергнуть опасности мои контакты: сотрудники узбекской спецслужбы, СНБ, или их информанты, должны там быть на каждом углу.
Выйти из положения помогли российский паспорт, узбекское платье, платок на голове и узбекская семья, которая храбро согласилась вместе со мной пересечь границу. Меня допросили на границе, но штамп в паспорт поставили и сказали ехать прямо в Ташкент, столицу Узбекистана. Вместо этого мы взяли такси до Андижана. У меня не было легенды, ничего, что я могла бы рассказать на блокпостах, чтобы объяснить своё присутствие: мне оставалось только молиться, что солдаты пропустят нас без проверки документов. Они так и делали, пока мы не доехали до последнего блокпоста, прямо перед Андижаном, где солдаты сделали знак такси остановиться. Я притворилась спящей. Человек, с которым я ехала, вынул из кармана два узбекских паспорта, свой и жены, и помахал ими перед солдатом. Они обменялись парой слов и через тридцать бесконечных секунд я почувствовала, что машина тронулась.
Я пришла на площадь Бабура, где уборочная техника смывала кровь с мостовой. Были ещё видны несколько дыр от пуль, но большинство из них было заделано и покрашено свежей краской. Я не могла остановиться, чтобы рассмотреть всё подробнее - везде, куда бы я не пошла, стояли бронетранспортёры с солдатами, которые осматривали окрестности в бинокли. Для меня были организованы встречи с людьми, которые пережили бойню и с теми, кто видел, что происходило после. Один из выживших, Рустам, когда я к нему пришла, лежал в кровати. Он был серьёзно ранен в руку, но не мог пойти в больницу, потому что боялся, что его арестуют. «Когда началась стрельба, первые ряды упали, - рассказал он, - и лежали на земле почти два часа, боясь пошевелиться. Солдаты стреляли, стоило кому-нибудь поднять голову». Рустам сумел уползти, когда стемнело, и спрятался в соседнем здании. Он рассказал мне, что на следующее утро солдаты начали добивать раненных: «Около 5 часов утра, приехало пять больших грузовиков и автобус с солдатами. Солдаты спрашивали раненных: «Где остальные?» Если те не отвечали, они убивали их и складывали тела в грузовики. Машин скорой помощи там не было. Два часа солдаты очищали площадь от тел, но около 15 тел они оставили там». Другой свидетель, тоже раненый, сказал, что он выжил, спрятавшись под телами четырёх других демонстрантов. Несколько человек говорили мне, что они не сумели найти тела своих родственников после бойни. Ходили слухи, что за городом есть массовые захоронения. Один мужчина сказал, что его брату, солдату призывнику, приказали помогать при уборке тел. Его брат утверждал, что они загружали грузовик за грузовиком, а потом грузовики уехали из города, потому что в городских моргах не было мест. Количество жертв и место, куда увезли большинство тел, до сих пор остаются неизвестными. Возможно было убито до тысячи человек.
Я работала в Чечне и других районах боевых действий, но нигде я не видела такого уровня отчаяния. Лишь несколько человек согласились поговорить, и ни один из них не хотел, чтобы использовалось его настоящее имя. Мы разговаривали тихо, стоя подальше от окон так, чтобы одетые в штатское агенты не увидели нас с улицы. Казалось, что все боятся своих собственных теней. Мой водитель каждый день менял номерные знаки, а я каждую следующую ночь проводила в разных домах, чтобы свести к минимуму опасность для моих хозяев. Я исчерпала все способы прятать мои крошечные рукописные заметки. В конце концов мне удалось перебраться через границу в Кыргызстан со всей собранной информацией и даже с несколькими фотографиями пуль, которые выжившие подобрали на площади. Через две недели после моего отъезда, Human Rights Watch опубликовала доклад, основанный на добытых нами сведениях. Европейский Союз начал обсуждать введения санкций против Узбекистана и эмбарго на поставки туда оружия. И в этот момент правительство Узбекистана изменило стратегию и взялось за создание собственной версии произошедшего. Оно также разыскивало всех, кто, как они считали, был свидетелем или выжил во время этой бойне и подвергло тысячи людей процедуре, так называемой «фильтрация»: их арестовывали, задерживали на срок от пары дней до нескольких недель, и угрожали им или пытали их, пока они не подписывали обличающие других людей показания. Такие полученные под принуждением «свидетельства» были призваны подтвердить, что имело место вооружённое восстание, организованное исламистской группировкой связанной с «Хизб ут-Тахрир», и что тем или иным образов эти экстремисты несут ответственность за все убийства. Некоторые из этих признаний были показаны в теленовостях. Впрочем, было непросто представить эту версию событий как правдивую, когда пятьсот свидетелей оставались в лагере в Кыргызстане, всегда охотно готовые поговорить с журналистами, представителями ООН и другими международными наблюдателями. Власти Узбекистана направили сотни требований об экстрадиции в Кыргызстан, подкрепив их угрозами прекратить поставлять газа. Один раз киргизские милиционеры забрали группу беженцев из лагеря в местное отделение милиции и, через несколько часов, когда наблюдатели ООН ушли спать, передали четырёх из них узбекским властям. Все эти люди, по некоторым данным, были отправлены в тюрьму. Один из них, как полагают, умер после пыток. Их судьба ясно показала, что беженцы в Кыргызстане не находятся в безопасности, их надо перевезти в третью страну и расселить. После того как их требования о выдаче были проигнорированы, власти Узбекистана привезли на автобусах родственников тех, кто жил в лагере, чтобы они попытались убедить их вернуться. Я поговорила с несколькими из них: пара человек действительно верили, что их родственники совершили ужасную ошибку, должны вернуться и молить правительство о прощении, большинство же сказало, что у них не было выбора. Сотрудники СНБ ясно дали понять, что если они откажутся поехать в лагерь, то остальным членам их семей будет угрожать опасность. Один из беженцев, Ахмед, сказал мне, что власти в Андижане шантажировали его родственников: «Ко мне и моему младшему брату приехал отец. Мы отказались возвращаться и тогда он рассказал нам, что нашей матери необходимо срочно сделать неотложную операцию. У неё проблемы с печенью. Представители властей сказали моему отцу: если ты не привезёшь своих детей, тогда твоей жене не сделают операцию». Брат Ахмеда решил вернуться и Ахмед был уверен, что он больше никогда его не увидит.
Также беженцев пытались похитить узбекские спецслужбы. Однажды, когда я была в лагере, пожилая женщина пришла поговорить со своим сыном. Она выглядела очень слабой и с ней было двое крепких мужчин, которые помогали ей идти. Они вместе вошли в палатку, где её ждал сын и за несколько секунд вытащили его из палатки, потащили мимо киргизских охранников, стоявших у ворот, к их машине. Я побежала за ними, кричала, чтобы охранники вмешались, а оператор, который работал со мной, снял всю сцену. Охранники в конце концов побежали за этой группой, освободили беженца и отвели его обратно в лагерь. Видеозаписи подобных событий помогли убедить агентство ООН по делам беженцев увезти выживших узбеков. В июле, через три месяца после бойни, Румыния согласилась принять беженцев, пока их прошения о предоставлении убежища будут обрабатываться, и их вывезли из страны самолётами. Большая часть из них потом отправилась в Германию, США и Австралию.
Вскоре ЕС запретил выдачу виз чиновникам из Узбекистана, которых он счёл ответственными за убийства, и ввёл эмбарго на поставки оружия. Казалось даже, что может быть проведено международное расследование этого массового убийства. Власти Узбекистана ничуть не смутились и провели серию судебных процессов над демонстрантами, которых они нашли. В большинстве случаев обвиняемые были приговорены к длительным срокам заключения. Они также начали охоту на беженцев, которые осели за границей и использовали одновременно угрозы и посулы, чтобы заставить их вернуться домой. Дилором Абдукадырова, на тот момент 39 лет, мать четверых детей, получила статус беженца в Австралии, но ей хотелось увидеться со своей семьёй, и власти Узбекистана пообещали, что она будет в полной безопасности, если вернётся. И в январе 2010 года она решила вернуться. Её задержали в аэропорту, освободили на некоторое время, и потом предъявили обвинения в попытке свержения конституционного строя и незаконном выезде из страны. На суде она выглядела худой, а на лице у неё были синяки: её пытали в заключении. Сейчас она отбывает 18-летний тюремный срок и Amnesty International проводит кампанию за её освобождение.
Без сомнения, Узбекистан не выполнил ни одного из условий, необходимых для отмены санкций. Несмотря на это ЕС отменил эмбарго на поставки оружия в 2009 году. В 2014 году Германия возобновила аренду авиабазы в Узбекистане, а немецкие компании заключили инвестиционную сделку с узбекскими государственными компаниями на 3 миллиарда евро. В 2012 году США отказались от ограничений на военную помощь и в этом году вступил в силу пятилетний план военного сотрудничества с Узбекистаном. США называют это новое сближение «стратегией терпения».
Автор: Анна Нейстат, старший директор Amnesty International по исследованиям
Эта статья впервые была опубликована в «London Review of Books»
