Публикуем ответы правозащитника, руководителя Amnesty International - Россия Сергея Никитина на вопросы слушателей радио «Эхо Москвы».
Мы не останавливаемся на достижениях, мы движемся вперёд — вот уже 55 лет. Среди событий, в которых велик вклад Amnesty International, я бы отметил Международный договор о торговле оружием (МДТО). Наша организация — вместе с другими — много активно лоббировала ООН для того, чтобы Договор стал явью. И это случилось 24 декабря 2014 года после трудного многолетнего процесса. Я горжусь тем, что был причастен к работе в этом направлении. Напомню, что государства, подписавшие МДТО берут обязательства соблюдать строгие правила в отношении международных поставок оружия. Мы хотим остановить поток оружия, которое подпитывает кровопролитные конфликты, зверства и государственные репрессии по всему миру. Недавно прозвучавшие обвинения Amnesty International в адрес Великобритании, поставляющей оружие Саудовской Аравии, показывают, что есть страны, подписавшие МДТО, которые нарушают его. Именно поэтому наша работа не кончается: Договор подписан, но мы будем искать и находить нарушителей договора. И будем требовать от них выполнения своих обязательств.
Я узнал про Amnesty International ещё когда учился в институте. Это была эпоха развитого социализма, поэтому информацию о правозащитниках, о правах человека в основном можно было получить лишь из передач радио, транслировавшихся из других стран. Советские средства массовой агитации обычно добавляли выражение «так называемые» когда что-то говорили о правах человека в СССР. Однако я помню, что голос Москвы гневно звучал, когда жёсткой критике подвергались власти США, бросившие в тюрьмы таких борцов за права человека, как Анджела Дэвис или Леонард Пелтиер. Именно тогда же я отметил, что про Amnesty International кремлёвская пропаганда говорила по-разному. Когда, скажем, речь шла о массовых нарушениях прав человека в 1973 году в Чили, то из Москвы гремел голос диктора: «правозащитная организация Международная Амнистия гневно осудила злодеяния режима Пиночета». Если же за границу высылался Владимир Буковский, то из передач можно было узнать, что «уголовника, выдворенного из СССР, приняла в свои объятия и так называемая Эмнести Интернэшнл». Конечно, в мои студенческие годы мне не могло и присниться, что я буду работать в Amnesty International. Но я хотел, и мне повезло.
Уникальное отличие Amnesty International от многих правозащитных организаций заключается в том, что кроме исследовательской работы, мы ещё и организация активистов, организация акций и кампаний. Второй важный отличительный момент — независимость Amnesty International, в том числе и финансовая. Мы не берём денег ни от одного государства. Организация существует уже более полувека на частные пожертвования и членские взносы. У нас около семи миллионов сторонников почти в каждой стране и регионе мира, включая более двух миллионов членов и более пяти миллионов активистов. Их участие — причём, не только финансовое — основа наших успехов, залог нашей эффективности.
Отличительная характеристика наших материалов — мониторинги прав человека, доклады, брифинги, исследования — заключается в том, что мы никогда не занимаемся выстраиванием рейтингов. Ежегодный доклад о нарушениях прав человека в мире включает в себя почти 160 статей: практически каждая страна нарушает права человека. Но ни размер статьи о той или иной стране, ни расположение в книжке доклада не являются индексом «плохости» или «хорошести» государства. Мы пишем о массовой слежке под предлогом борьбы с террором в Британии и о репрессивном применении расплывчато сформулированного законодательства о безопасности и законодательства по борьбе с экстремизмом в России. Мы пишем о неспособности властей США привлечь к ответственности виновных в пытках и насильственных исчезновениях и о смертных казнях в Беларуси. Динамика наблюдается как негативная (Пакистан отменил мораторий на казни гражданских лиц в декабре 2014 года и казнил рекордные 326 человек в 2015), так и позитивная (Монголия отказывается от смертных казней с этого года)
Действительно, недавний брифинг «Рейтинг лояльности к беженцам», выпущенный Amnesty International, раскрывает глаза на то, как относятся к беженцам в разных странах. Россия оказалась на печальном последнем месте, разделив титул «чемпиона неприязни» к беженцам с Индией и Тайландом: 61% соотечественников сказали, что они отказали бы тем, кто бежит от войны, во въезде в нашу страну. Я полагаю, что не в последнюю очередь такое отношение — результат пропаганды СМИ России. Многочисленные сюжеты о странах Европы, заполонённых беженцами, жуткие истории о поножовщине, изнасилованиях и толпах иноверцев запугают всякого, кто доверяет российскому телевидению. Кроме того, наши сограждане мало знают о правах человека вообще, и о тех обязательствах, которые на себя взяла наша страна, подписав документы международного права. Россия — как и остальные цивилизованные страны — обязана принимать людей, которые вынуждены покинуть свои страны в поисках жизни там, где нет бомбёжки, где нет войн. Замечательно, что наш доклад рассказал о людях, которые оказались в большей степени привержены принципам международного права, чем власти иных стран, все чаще игнорирующие или отказывающиеся от своих обязательств. Я сожалею, что многие отравленные пропагандой россияне, согласно обзору, не чувствуют сострадание и жалость к беженцам.
Учреждение Уполномоченного по правам человека (УПЧ) как должности, на мой взгляд — важный шаг в деле защиты прав человека. Следует отметить, что Россия не единственная и уж конечно не первая страна, которая ввела такую должность. Дума назначает УПЧ, и по закону «Уполномоченный при осуществлении своих полномочий независим и неподотчетен каким-либо государственным органам и должностным лицам». Понятно, что на бумаге всё может выглядеть замечательно, а на практике — по иному. Тем не менее, аппарат УПЧ — очень важный канал для коммуникации с властями, хотя в нашей стране независимость и беспристрастность УПЧ всегда — предмет обеспокоенности правозащитников.
Мне кажется, что слово «самоцензура» имеет негативную коннотацию. Виной тому, очевидно, слово «цензура», как часть упомянутого термина. Если условиться, что под самоцензурой мы различаем несколько видов самоограничения выражения своих мыслей или чувств или мнения, то тогда, наверно, справедливо допустить право на моральную или нравственную самоцензуру. Я, например, не сторонник использования мата в устной и письменной речи, и это — мой выбор, моё решение, моя самоцензура. Я никого не боюсь и не опасаюсь, я просто не использую мат, хотя порой мои внутренние диалоги могут быть полны слов ругательной семантики. Но наверно вопрос студентки из Ростова касается той самоцензуры, которой, к сожалению, подвержены как журналисты, так и СМИ. Неоправданное непропорциональное ужесточение законодательства, перекидывание статьи о клевете из УК в КоАП и потом обратно в УК, — всё это заставляет многих осторожничать, использовать эзопов язык или уходить от животрепещущих тем, например — в гламур. Власти не могут напрямую объявить о введении цензуры в силу 29 статьи конституции РФ, но создание новых законов, ужесточение старых, показательное наказание за, например, перепост в соцсетях, — всё это делается для того, чтобы запугать граждан, которые вынуждены прибегать к самоцензуре, несовместимой с понятием демократического государства.
Жизнь и работа правозащитников в России непроста, и тому есть много причин. Маргинализация властями тех людей, которые выступают в защиту прав человека, дискриминационные законы (иностранные агенты), грязная кампания шельмования в отношении как правозащитников, так и правозащитных организаций, физические атаки со стороны легко уходящих от ответственности персонажей, — кому захочется заниматься правами человека? Только очень смелым людям, только тем, кто в первую очередь думает о справедливом обществе, кто стремится, чтобы наша страна была демократической на деле. Я довольно давно работаю в правозащитной среде, и я не перестаю восхищаться этими людьми. Я считаю, что мне повезло знать многих из них лично, я горжусь дружбой с ними, и это не просто слова.
Сначала я хочу пояснить, что Amnesty International уже давно не использует термин «политзаключённый». Мы начинали в 1961 году с того, что выступали в защиту политзаключённых и требовали освобождения узников совести. Политзаключённым мог быть назван человек, в деле которого присутствовал весомый политический элемент, но при этом зачастую такие люди прибегали к насилию. Мы требовали от властей, чтобы все политические заключённые предстали перед справедливым судом в разумные сроки. Но поскольку сегодня мы требуем справедливого суда для каждого задержанного и арестованного, необходимость в использовании термина у нас отпала. При этом мы не имеем ничего против того, что термин используют другие правозащитники. Узник совести — человек, находящийся за решёткой за свои убеждения, человек, который не прибегал к насилию и не призывал к насилию и ненависти. В отношении узников совести наше требование однозначно: Amnesty International настаивает на немедленном и безоговорочном освобождении всех узников совести. Согласно нормам международного права, правительства не имеют права держать этих людей в тюрьмах. Я уверен, что защищать права любого надо в любых условиях, отбросив отчаяние и пессимизм. Кажущееся безразличие властей к протестам, к требованиям освободить узника совести обманчиво. Перемены в судьбе узника не случаются мгновенно, но знание того, что люди на воле помнят о тебе, выступают в твою защиту, помогают нашим подопечным. А недавний случай с Дмитрием Воробьевским наглядно показывает, как мгновенная реакция правозащитного сообщества помогает справедливости восторжествовать быстро.
Очень приятно знать, что вы следите за нашей деятельностью. Я подумал, что — судя по вопросу — приблизительно последние полтора года ваше внимание к нам, наверно, было не столь пристальное. Акции по-прежнему проходят, если власти дают разрешение — на недавнюю акцию в поддержку Ильи Дадина, например, мы приглашали всех, кто в Москве, присоединиться к нам. Акция получилась — стараниями наших неутомимых активистов — красивая. Мы вас там ждали, и мы будем рады видеть вас на следующих акциях. Кроме того, мы понимаем, что несправедливо ограничивать круг тех, кто хочет участвовать в акциях лишь Москвой. По этой причине мы отдаём много сил тому, чтобы помочь присоединиться к многомиллионной международной общине активистов Amnesty International всех русскоязычных потенциальных правозащитников. У нас постоянно появляются новые и новые Акции срочной помощи, участвовать в которых очень просто: нужен принтер, ручка и конверт. Вы можете быть с нами в соцсетях. В декабре каждого года мы призываем соотечественников принять участие во всемирном Марафоне писем Amnesty International — и это можно сделать (и делается!) в любом городе нашей страны, — было бы желание! В прошлом году Марафон писем энтузиасты провели в нескольких российских городах. Хочу отметить, что Борис Гребенщиков уже несколько лет участвует в нашем ежегодном Марафоне, за что ему большое спасибо. Приходите и вы!
Эти вопросы и ответы на них прозвучали в эфире радио «Эхо Москвы» 21 мая 2016 года
