Безжалостно искореняя культурные, религиозные и этнические различия, КПК хочет сформировать сильную нацию.
Что делает нацию сильной? В девятнадцатом веке, наблюдая за развалом когда-то могущественной империи, китайская интеллигенция была одержима этим вопросом.
Более века спустя лидеры Китая, как никогда прежде, руководствуются в своих действиях необходимостью укрепить внутреннее единство и продемонстрировать свою мощь за границей, - особенно сейчас, когда замедлился головокружительный темп модернизации, сохранявшийся последние три десятилетия.
Китайское руководство под жёстким правлением президента Си Цзиньпина твёрдо намерено показать историческую неизбежность «возрождения китайской нации», сплотившейся в едином порыве к «китайской мечте».
Они уверены, что для достижения этой цели требуется однородное население, а культурные, религиозные и этнические различия – не говоря уж о политических взглядах, которые могут поставить под угрозу однопартийную систему – должны быть уничтожены.
Уйгуры (тюркский народ, в основном исповедующий ислам) и тибетцы, по-прежнему составляющие большинство в западных китайских провинциях, больше других страдают от систематических усилий правительства по уничтожению этнической самобытности.
Сейчас уже не осталось и следа от притворно толерантного отношения к этим общинам. Их культура и религия объявляются вне закона, а цель – «национальное единство», как считается, оправдывает эти меры.
О последствиях такой политики было рассказано на этой неделе в ООН. Гей Макдугалл, член Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, заявил, что населённый в основном мусульманами Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) стал «зоной бесправия» – по некоторым оценкам там в «центрах противодействия экстремизму» соджержится до 1 миллиона человек.
Китайские руководители выступили с протестом. В передовице «Global Times» (официальная китайская англоязычная газета) говорится, что благодаря «активной руководящей роли Коммунистической партии Китая и народной мощи страны… Синьцзян удалось в последний момент спасти от массовых беспорядков».
В то же время СУАР живет сегодня в условиях повсеместной высокотехнологичной слежки, растёт количество массовых «образовательных» лагерей, по улицам ходят вооружённые патрули, везде стоят контрольно-пропускных пункты и применяются другие жесткие меры, нарушающие права человека.
Ограничено использование уйгурского языка, а многие мусульманские культурные и религиозные обряды запрещены. Ношение бурки или «ненормально большой бороды» считаются проявлением «экстремизма» и запрещены в соответствии с так называемыми «анти-экстремистскими» указами.
Местные власти ввели множество всевозможных запретов: люди должны сдавать правительству свои Кораны и другие предметы религиозного культа; детям с мусульманскими именами предписано сменить имена; студентам больше не разрешается соблюдать Рамадан; а людей, которых застали за молитвой или у которых нашли религиозные книги отправляют в «образовательные» лагеря – так, в стиле Оруэлла, называются лагеря для массового интернирования китайских мусульман.
Вытеснение уйгурской культуры начинается со школы. К 2020 году правительство СУАР намерено добиться того, чтобы более 90% учеников из уйгурского меньшинства получали «двуязычное образование». На практике это означает, что китайский является основным языком обучения, а их родной уйгурский становится лишь одним из школьных предметов.
В районах населённых тибетцами власти используют те же аргументы о национальном единстве и идентичности, чтобы оправдывать гонения по этническому и религиозному признаку. Таши Вангчук, защитник тибетского языка, в мае был брошен в тюрьму за «подстрекательство к сепаратизму». Его комментарии в документальном фильме о том, как Китай не занимается защитой тибетского языка и культуры, были использованы в качестве доказательств того, что он «осознанно пытался разрушить единство народов».
Далай-ламу называют «сепаратистской силой» и запрещается вешать его портрет или молиться за него. Тысячи правительственных чиновников размещены в монастырях для усиления слежки за монахами и их близкими. Чтобы разорвать связи между тибетскими буддийскими монахами и общинами, монастырям запрещено выполнять многие традиционные функции, например, обучать детей тибетскому языку.
Вместо этого тысячи способных учеников из тибетских начальных школ каждый год увозят из их родных городов в школы-интернаты, находящиеся в отдалённых провинциях. В годы, когда формируется личность, эти школьники учатся по общенациональной образовательной программе с ограниченным преподаванием тибетского, живут в окружении китайцев и у них нет возможности узнавать тибетские культурные традиции или участвовать в буддийских религиозных обрядах. Им в головы вбивают «пять принятий», а именно «принятие страны, китайского народа, китайской культуры, Коммунистической партии Китая и социализма с китайской спецификой».
Такого рода меры вполне могут привести к стиранию национальной идентичности у некоторых меньшинств в Китае. Однако, это не равносильно формированию более сильной единой нации. Опыт показывает, что те, кто подвергаются систематической дискриминации со стороны государства, вроде той, что испытывают уйгуры и тибетцы, с большей вероятностью объединяются вокруг новых признаков идентичности, вырастающих из ощущения бесправия и возмущения несправедливостью.
Между тем набор из репрессий и постоянной слежки, испытанный в этих двух регионах, будет применяться к другим, постоянно возникающим, «подозрительным» сегментам китайского общества. Это бесконечная погоня за однородным и покорным населением, которое никогда не сомневается в мудрости Великого кормчего, как уже начала называть Си Цзиньпина официальная пресса.
Слишком часто лидеры уверены, что они могут построить сильную и единую национальную идентичность, поощряя неравноправие и нетерпимость. Они считают, что их успех в возбуждении страха перед людьми, которые выглядят, говорят или молятся не так, как большинство, станет тем цементом, который скрепит нацию.
Они ошибаются. Ответ кроется не в разжигании страха и стирании различий, но в равноправии и отсутствии дискриминации. Уйгуры, тибетцы и остальные почувствуют себя частью единой китайской нации, если к ним будут относиться, как к полноценным гражданам, чьё равенство перед законом и права человека защищает и соблюдает государство.
Государства процветают, если поощряют разнообразие и обращаются со всеми своими гражданами – из расовых, этнических, языковых, религиозных и других меньшинств – уважая их чувство собственного достоинства и соблюдая их равенство перед законом. Насильственное уничтожение различий в попытке навязать единую национальную идентичность разным людям на протяжении всей истории человечество было путём к конфликту, хаосу и крупномасштабной трагедии.
Китаю ещё не поздно поменять курс. И он может начать с того, что прислушается к совету ООН.
Текст: Николя Бекелин, директор по программам Amnesty International в Восточной Азии
