Текст: Саша Яковицкая, Беларусь
Свадебный стилист и модельер Саша Яковицкая, 29 лет, узнала, что Беларусь всё ещё применяет смертную казнь, после того как её отца приговорили к смерти и казнили меньше чем через год. Фактически Беларусь остаётся единственным государством в Европе и Центральной Азии, где до сих пор казнят заключённых. Мучительно горькая история Саши, приведённая ниже, не оставляет сомнений в том, что пришло время для перемен…
Моего отца приговорили к смерти в Беларуси в 2016 году. Через десять месяцев он был казнён. Нам сообщили об этом только через месяц [после его смерти], как это принято в Беларуси.
Я навещала отца в тюрьме раз в месяц. На наши встречи его конвоировали пятеро охранников. Его руки были скованы, и он не мог видеть, куда его ведут. Он всегда был подавлен, когда приходил [повидаться со мной]. Он понимал, что его ведут либо на встречу со мной, либо на встречу с его адвокатом, либо на расстрел.
Тюремщики всегда присутствовали на наших встречах, внимательно прислушиваясь к тому, о чём мы говорили. Мы никогда не говорили о том, что он сделал или об обстоятельствах его дела. Мы говорили только на личные темы.
Я помню, как виделась с отцом в последний раз. Это было 5 ноября 2016 года. Он говорил мне: «Всё в порядке, у нас достаточно времени, не волнуйся». Один из охранников иронически заметил на это: «Да, какое-то время у тебя ещё есть. Пока ещё есть». Охранник ясно дал понять, что рано или поздно отца обязательно казнят. Он хотел морально подавить отца в моём присутствии. Можно только догадываться, как они вели себя с ним один на один, когда рядом не было никого из родственников или близких людей.
Я отдала отцу передачу, я думала, что смогу снова прийти через месяц. Как раз когда я собиралась снова навестить его, мы получили письмо. Его расстреляли в тот день, когда я приходила к нему. Мы не просили вернуть нам его личные вещи. Моя мать боялась, что нам отправят его тюремную одежду. Но это стыдно, потому что у него были личные фотографии. Я думаю, их выбросили или сожгли – но ведь их могли бы вернуть нам.
Судебный процесс был очень странным, он больше был похож на цирк. Один из свидетелей на суде был пьян. Его показания были очень противоречивыми, даже судья обратил на это внимание. На вопросы, которые ему задавали, свидетель отвечал: «Ну, я точно не помню». И всё дело было основано на подобных показаниях и доказательствах.
«Кроме него, никто не мог этого сделать», - это было главным аргументом стороны обвинения в деле моего отца, и ещё тот факт, что он уже имел судимость. Суду неважно было установить, кто ещё мог это сделать. Это невероятно, но именно так всё и было – так решило наше правительство.
Применение смертной казни имеет в Беларуси давнюю историю. Считается, что в советские времена до 250 000 человек были казнены и захоронены в лесном урочище Куропаты. Казалось бы, всё это было давно, но это всё ещё продолжается и по сей день. Людей казнят, и никому не сообщают об этом. У родственников нет ни малейшего представления о том, где захоронены их близкие.
Нам очень трудно смириться с тем, что произошло, потому что мы не могли похоронить отца, мы не видели его тела – поэтому для он словно бы всё ещё жив… У нас приготовлен для его могилы участок на кладбище. Мы оставили его как есть, но это не мешает нам молиться за отца. Всё это особенно тяжело для моей матери, потому что некоторые люди до сих пор говорят ей, что отец ещё жив. Другие звонят нам и говорят, что покажут место, где он похоронен, если мы заплатим.
Мало кто обращает внимание на тот факт, что в Беларуси всё ещё применяется смертная казнь – поэтому я искренне благодарна таким организациям, как Amnesty International, которые продолжают привлекать внимание общественности к этой проблеме, которые боролись за то, чтобы смертный приговор моему отцу был отменён.
После того, как ему вынесли смертный приговор, в нашем маленьком городе в Беларуси никто никогда не обсуждал это со мной. Но в интернете люди были откровеннее, им было что сказать. Люди не понимали, зачем мы с матерью поддерживаем отца. Некоторые говорили, что нас тоже нужно расстрелять или поместить в психиатрическую клинику. Люди также упоминали мою четырёхлетнюю дочь, и это было для меня больнее всего. Они говорили, что её нужно расстрелять, потому что она вырастет и станет такой же.
Люди часто спрашивают меня, зачем я рассказываю свою историю. Я не говорю о политических проблемах, меня это не интересует. Я рассказываю свою личную историю, рассказываю о том, как это повлияло на мою семью. Несмотря на трагедию, которая обрушилась на нашу семью, мы продолжаем жить – я должна идти вперёд, оставить прошлое позади, это особенно важно ради моей дочери. У меня прекрасная творческая работа, которую я люблю. Она помогает мне выстоять, преодолеть проблемы, забыть все те трудности, с которыми мы столкнулись.
Я даже не знала о том, что в Беларуси применяется смертная казнь – я впервые услышала об этом на суде. Когда прокурор потребовал применить в качестве наказания смертную казнь, я была шокирована. Я думала, что он ошибся. И в этом заключается проблема. Вы не думаете об том, пока сами не столкнётесь с этой бедой.
Известно, что сейчас в Беларуси в камерах смертников содержатся по меньшей мере четыре человека. В ознаменование Всемирного дня борьбы со смертной казнью Amnesty International начинает кампанию по борьбе за приговорённых к смерти в Беларуси, Гане, Иране и Японии – в тех странах, где до сих пор применяется смертная казнь.
См. также: Бесчеловечность смертной казни – позор властям
